Цифровая трансформация институтов капитализма и ее компьютерное моделирование

Институты здесь и далее следует понимать предельно конкретно, как их понимают юристы, а не так, как о них рассуждают многочисленные последователи Дугласа Норта (Норт, 2007), Оливера Уильямсона (Уильямсон, 1996) и Рональда Коуза (Коуз, 1993). В частности, речь пойдет о трансформации институтов интеллектуальной собственности, финансовых и других институтов, где есть четко сформулированные нормы и правила, а потому можно говорить об их изменениях вполне предметно, не погружаясь в косноязычный дискурс об институтах вообще. Выбор вполне конкретных институтов в данном случае обусловлен тем, что на их примере хорошо видно, как происходит цифровая трансформация институциональной среды, в которой функционирует экономика. Последствия происходящих в экономике изменений отчасти можно моделировать, используя математические и компьютерные модели. При этом компьютерное моделирование происходящей трансформации имеет смысл там, где возникают вопросы о целесообразности какого-то запрета, введения налога или сборас каких-то трансакций. В силу новизны области исследования таких четко поставленных вопросов пока не так уж много, соответственно, мало и ответов, найденных с применением компьютерного моделирования, но они есть, и о них можно рассказать.

Первыми цифровыми продуктами, если не считать сигналов секретной связи, были программы ЭВМ. А распространение на них правовой охраны в рамках авторского права стало началом цифровой трансформации этого правового института. Вопросом о правовой охране программ их разработчики серьезно озаботились с появлением персональных компьютеров. Именно тогда потенциальными потребителями стали частные лица и мелкие фирмы, а вместе с ними появилась или, точнее, обострилась проблема несанкционированного копирования и использования программ, известная в теории общественных и коллективных благ как «проблема безбилетника». После некоторых колебаний в поиске подходящего института для правовой охраны программ между созданием специального законодательства, патентным и авторским правом выбор пал на авторское право. Первыми на этот путь вступили США в конце 80-х годов прошлого века, за ними последовали страны ЕС, а затем и Россия, принявшая в 1992 году специальный закон о правовой охране программ для ЭВМ и баз данных. Программы для ЭВМ стали охранять как книги, а базы данных — как сборники литературных произведений. Фактически этот закон был списан с директивы ЕС о гармонизации национальных законодательств по правовой охране программ для ЭВМ. Отчасти благодаря этому закон получился на редкость удачным. Так началась цифровая трансформация института авторского права и смежных прав, причем в полку лоббистов, представляющих интересы производителей контента, появился новый сильный игрок — индустрия программирования.

И все же наиболее ярко цифровая трансформация института авторского права отмечена появлением в конце прошлого века в США законодательного акта с говорящим названием Digital Millennium Copyright Act (DMCA), что буквально переводится как «Закон об авторском праве цифрового тысячелетия». Разработчики законопроекта — они же авторы столь необычного названия —уже тогда предполагали, что следующее тысячелетие будет цифровым. И, похоже, они не ошиблись или не очень ошиблись, как минимум, в названии.

Этот законодательный акт, ужесточающий ответственность за нарушение авторских прав в интернете, в то же время защищая провайдеров от ответственности за действия пользователей, был единогласно принят Сенатом США 14 мая 1998 года и подписан президентом Клинтоном 28 октября того же года. Однако единогласному голосованию Сената предшествовали очень острые дискуссии среди специалистов, не стихающие и до сих пор. И дело здесь не столько в ужесточении ответственности за нарушения в интернете, а в том, что акт радикально менял многие устоявшиеся нормы авторского права, приспосабливая его к новым условиям, связанным с цифровым представлением произведений, традиционно охраняемых в рамках авторского права. В частности, нарушениями авторского права стали признаваться производство и распространение технологий, позволяющих обходить технические средства защиты авторских прав, и даже ввоз некоторых видов оборудования, облегчающих копирование и распространение цифровых копий. Следом за США аналогичные нормы стали применять другие страны, в частности, в Европейском союзе действует Директива ЕС об авторском праве (англ. EUCD, European Union Copyright Directive), во многом дублирующая нормы DMCA. В результате невозможным стало даже добросовестное использование охраняемых произведений, если правообладатель установил техническую защиту. Ни для кого не секрет, что все эти нормы приняты под давлением крупных правообладателей, включая представителей индустрии программирования, киноиндустрии, индустрии звукозаписи и издателей. Против этого активно возражают не только любители бесплатно получить доступ к музыкальной записи или фильму, но и ученые многих стран (Royal Society London, 2003). Причин много, но не это — тема данного сообщения.

Среди наиболее ярких проявлений борьбы зрелого бизнеса на основе авторского права с новыми технологиями особо можно выделить попытки запретить торренты. С технической точки зрения торренты – специальные программы, позволяющие разбить файл на мелкие куски, передавать их по многим каналам, а потом собрать. Благодаря этой технологии стало возможно одновременное скачивание крупного файла сразу многими пользователями. Иначе говоря, стало возможным более полное использование свойств цифрового продукта как общественного блага. Разумеется, это резко расширило возможности для несанкционированного распространения в интернете цифровых продуктов, включая программное обеспечение, фильмы, музыку, книги, в общем, всего того, что охраняется в рамках законодательства об авторском праве. А потому правообладатели, обладающие существенными лоббистскими возможностями, резко выступают против торрентов как таковых. Их можно понять, но это похоже на движение луддитов, хотя и с заметным различием. Луддитами были люди, теряющие работу и средства пропитания, а противники торрентов – крупные фирмы, теряющие часть прибыли. У них больше возможностей влиять на развитие законодательства, хотя и меньше моральных прав препятствовать развитию технологий. В этой связи очень полезным представляется независимый анализ проблемы на основе сканирования и анализ трафика торрент-трекеров. Такой анализ нами проводился и позволил сделать достаточно неоднозначные в смысле приносимого вреда и пользы выводы. Как оказалось, весьма значительная часть лиц, скачивающих фильмы, находится за рубежом и не может, например, посмотреть фильм в кинотеатре. Еще более важно, что значительную, если не большую часть скачиваемого контента составляют произведения, легальный доступ к которым отсутствует. Тут очевидно присутствует конфликт между общественными интересами и частными интересами правообладателей, а потому возникает естественный вопрос: нужно ли и в какой степени тратить ресурсы общества на защиту частных интересов. Напрашивается аналогия с решением в пользу железных дорог вопроса о полосе отчуждения, рассмотренного в книге (Коуз, 1993, сс. 123-130) в связи с критикой позиции А.С. Пигу.

Поскольку борьба с незаконным оборотом цифровых произведений в интернете крайне затруднительна, появляются различные инициативы по возмещению потерь правообладателям. Одна из таких инициатив – введение сборов с чистых носителей информации с последующим распределением между правообладателями. Эта инициатива периодически получает поддержку и на государственном уровне, и в работах экономистов. Например, именно этому вопросу посвящен Пример 12.5. О введении «налога на чистые кассеты» в книге (Гринберг и Рудинштейн, 2014, с. 409). Поразительным образом авторы считают Парето-улучшением перераспределение доходов «через государственный бюджет в пользу создателей художественного продукта», хотя перераспределение явно задевает интересы телекоммуникационного бизнеса. И совсем курьезно выглядит тот факт, что с инициативой в описываемом примере выступили театральные деятели. В дальнейшем эту инициативу развивали в основном представители кино во главе с Никитой Сергеевичем Михалковым, что более естественно, но получили отпор от представителей телекоммуникационной отрасли. Согласно публикации (Засурский, Тищенко, 2015) в феврале 2015 года «в Администрации Президента поставили крест на идее создания общества по коллективному управлению правами, собирающего налог на интернет – 25 рублей в месяц с каждого пользователя мобильной и фиксированной связи». По всей видимости, представители правообладателей перешли границу, за которой их аппетиты и абсурдность их требований стали очевидными даже для неспециалистов.

Совсем новая инициатива по совершенствованию всей системы управления авторскими правами на коллективной основе связана с появлением технологии блокчейн. С инициативой здесь выступил генеральный директор Всероссийской организации интеллектуальной собственности (ВОИС) Андрей Кричевский. Согласно сообщению RNS от 26 мая 2017 года[1], Российское авторское общество, Российский союз правообладателей и Всероссийская организация интеллектуальной собственности планируют объединить на основе платформы IPChain базы данных прав на музыкальные, аудиовизуальные произведения и фонограммы. Кроме того, со ссылкой на представителя РАО сообщается, что «В будущем платформа IPChain сможет заменить устаревшую систему коллективного управления правами, и на ее базе могут быть созданы биржи по обороту прав — современный прозрачный рыночный механизм, повышающий капитализацию интеллектуальных продуктов. Проект платформы IPChain реализуется Всероссийской организацией интеллектуальной собственности (ВОИС) на основе технологии blockchain совместно с фондом "Сколково", ведущими научными вузами России и обществами по коллективному управлению правами».

Патентная система менее подвержена цифровой трансформации, если говорить только о законодательстве. Хотя оно заметно менялось в последние годы, но это, как правило, не было связано с цифровыми продуктами. Однако в практике его применения появились новые аспекты. Например, появился большой поток патентов на визуализацию, появилась такая услуга, как построение патентного ландшафта. По содержанию это патентный поиск, который существовал с тех пор, с каких существует патентная система, но он теперь существенно автоматизирован, а его результаты представляются в виде графиков, схем и других графических образов.

Изменился смысл патентования или, точнее, появились новые смыслы, а старые смыслы отодвинулись на второй план. Сегодня подача заявки на патент – сигнал потенциальным потребителям твоих продуктов или услуг о том, что ты нечто умеешь делать лучше всех в мире. Эта информация попадает в патентные базы, ее находят поисковые системы типа QUESTEL и доносят до всех заинтересованных пользователей таких систем. Функция подавления конкурентов остается, но она уже не основная.

Примечательно, что у технологии блокчейн есть перспективы применения не только в управлении авторскими и смежными правами, но также и области торговли технологиями. С инициативой здесь выступил представитель Министерства образования и науки С.Ю. Матвеев. Как это скажется на патентной системе, пока судить трудно, но инициатива сама по себе интересна и, безусловно, заслуживает внимания.

Наиболее активно развивается применение технологии блокчейн в финансовой сфере, где невероятно быстрыми темпами растет количество криптовалют, создана биржа криптовалют. Очень часто криптовалюты сравнивают с наличными деньгами, что является большой натяжкой, но все же расчеты в криптовалютах отличаются от обычных безналичных расчетов существенно больше, чем от расчетов в наличной валюте.

Наиболее «древняя» и уважаемая на сегодняшний день криптовалюта – bitcoin – появилась в 2009 году и первоначально почти ничего не стоила. Если она и имеет ценность, то в силу ограниченности общего количества. Всего по задумке основателя этой криптовалюты может быть выпущено ровно 21 млн таких «монет». На сегодняшний день ее курс существенно превысил 2000 долларов США за один bitcoin. При этом колебания курса огромны. Ниже приведен график колебания курса за 24 часа с 27 на 28 мая 2017 года. 

Как видно из графика, в какой-то момент курс опускался ниже отметки 2000 долларов, хотя за несколько дней до того — 25 мая 2017 — он поднимался выше 2750 долларов США за один bitcoin.

В целом появление криптовалют оценивается очень неоднозначно. Некоторые официальные лица за рубежом утверждают, что криптовалюты активно используются террористами и наркоторговцами, что наверняка не лишено оснований, так как для этих целей криптовалюты подходят почти идеально. В некоторых странах хождение криптовалют узаконено, причем они приравниваются к обычным валютам. К этому же склоняется и российская финансовая власть. Не далее как 25 мая ТАСС со ссылкой на зампреда ЦБ Ольгу Скоробогатову сообщил, что Банк России предлагает считать bitcoin и другие криптовалюты цифровым товаром. Это не совсем признание криптовалют деньгами, но и не приравнивание их к денежным суррогатам.

Компьютерное моделирование цифровой экономики, как уже говорилось выше, имеет смысл в тех случаях, когда возникают четко поставленные вопросы, ответы на которые может дать эксперимент на компьютере. К числу таких вопросов относится, например, вопрос о целесообразности запрещения торрентов. Частично ответ на этот вопрос дал анализ трафика, показавший, что благодаря торрентам происходит приобщение к нашей культуре зарубежных пользователей, знающих или изучающих русский язык.

Помимо этого торренты можно использовать для легального распространения цифрового контента при перегрузках серверов, осуществляющих раздачу. Соответствующая агент-ориентированная модель была построена двумя сотрудниками лаборатории экспериментальной экономики (А. Беляновым и В. Петровым). Как показали эксперименты, комбинированная система раздач с применением традиционных технологий при отсутствии перегрузки и торрентов при ее наличии может поднять производительность сервиса в несколько десятков раз.

Очень широкие перспективы для компьютерного моделирования представляют криптовалюты и возможные злоупотребления с ними. В отличие от материальной экономики здесь (внутри системы) все основано на математике, а потому может быть описано или смоделировано с любой точностью. В частности, сложность добывания крипто монет задается искусственно. При желании можно запустить процесс с более высокой скоростью. Поведение агентов достаточно просто моделируется, так как у них не так уж много возможностей для выбора, большинство из них отличаются друг от друга только объемом имеющихся средств. Исключение составляют майнеры – агенты, создающие новые блоки – «монеты». Они отличаются наличием вычислительных мощностей, которые можно объединять и совместно использовать для генерации новых блоков. В результате возникает коалиционная игра, которую можно, но сложно изучать аналитически. Именно здесь может помочь математическое моделирование, позволяющее «ускорить» процесс.

Следующая интересная возможность компьютерного моделирования связана с возможностью масштабирования исходной системы, например, с масштабируемостью bitcoin. При всех утверждениях о том, что количество «монет» в bitcoin жестко ограничено числом 21 млн, не исключено, что однажды это будет 42 млн, а потом и 84 млн. Как именно это произойдет, можно не только гадать, но и строить сценарии, а потом просчитывать их на компьютере, увеличивая скорость трансакций за счет упрощения шифрования и создания новых блоков. Самая сложная проблема здесь – допустимость открытого исследования и публикации возможных схем манипуляций с криптовалютой. Разумеется, можно оправдывать себя тем, что «поиск уязвимостей» в системе поможет разработчикам устранить эти уязвимости. Но в том то и дело, что изначально алгоритмы и схемы bitcoin разрабатывались как создание валюты для всех без разделения по состоянию, гражданству и т.п. Предположение о том, что есть некие разработчики, которых можно предупредить, опубликовав что-то в открытой печати, как минимум, наивно. Сообщество разработчиков, разумеется, пока существует, но оно уже и сейчас в большой тревоге по поводу дальнейшей судьбы bitcoin, так как ситуация уже неуправляема.

Литература

Гринберг Р.С., Рубинштейн А.Я. (2014), Индивидуум & Государство: экономическая дилемма. М.: Весь Мир, 2014. — 480 с.

Козырев А.Н., (2009), Контрафакт и трансформации экономики современного авторского права // Интеллектуальная собственность. Контрафакт. Актуальные проблемы теории и практики. Сборник научных трудов. Т. 2. М.: Юрайт, 2009, сс. 195-246.

Козырев А.Н., (2008), Контрафакт и трансформация экономики и законодательства современного авторского права // Право интеллектуальной собственности № 4 2008, стр. 8-17.

Коуз Р. (1993), Фирма, рынок и право / Пер. с англ. М.: Дело, 1993. — 192 с.

Мунгалов Д. (2017), Блокчейн на службе права: как меняется институт интеллектуальной собственности. Обзор выступлений участников международного форума «Интеллектуальная собственность - ХХІ век : «Инновации: повышение качества жизни»», Москва, 25-28 апреля 2017.

Норт Д. (1997), Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997.

Уильямсон О.И. (1996), Экономические институты капитализма: Фирмы, рынки, «отношенческая» контрактация/Научн. ред. и вступительная статья В. С. Катькало; пер. с англ. Ю.Е. Благова, В.С. катькало, Д.С. Славнова, Ю.В. Федотова, Н.Н. Цытович. СПб.: Лениздат; CEV Press, 1996, 702 с.

Pethig, R. (1988), "Copyrights and Copying Costs: A New Price Theoretic Approach", Journal of Institutional and Theoretical Economics, 144; 462-95.

Royal Society London (2003), "Keeping science open: the effects of intellectual property policy on the conduct of science". The report of Royal Society London, April 2003. The full text, or summary, of these reports can be found on the Royal Society's web site (www.royalsoc.ac.uk)

[1] https://news.rambler.ru/head/36732204-rao-rsp-i-vois-sozdayut-edinuyu-bazu-prav-na-muzyku-video-i-fonogrammy/